А парень сильный, очень сильный, еще раз отметил про себя Румын. Когда Клим развернулся, Романов увидел притороченный к широкому кожаному ремню охотничий нож. Он уютно сидел в ножнах, и, чтобы воспользоваться им, достаточно легкого прикосновения к клепке короткого ремешка, опоясывающего рукоятку.

Румын шагнул в коридор. Из приоткрытой двери комнаты, где маячил перед незанавешенным окном Лозовский, тянуло табачным дымом и отчетливо доносились тяжелые шаги. Романов дождался, когда Клим пойдет от двери к окну, и бесшумно миновал открытый участок. Еще пять-шесть шагов, и его глазам предстала сутулая спина Селянина, обращенная к двери. Но лицом к окну, в котором безжизненный взгляд Селянина натолкнулся на нечеткую, полуобнаженную фигуру. Румын метнулся к нему и сжал его горло.

– Позови своего товарища, – прошептал он. – Назови по имени и громко скажи: «Иди сюда». Больше ни одного слова, иначе сломаю шею, понял?

– Клим! – довольно громко, но хрипло выдавил Селянин.

«Дальше», – настаивали глаза незнакомца.

– Иди сюда, Клим!

Коротко замахнувшись, Румын ударил Селянина в висок, осторожно опустил на место и поспешил навстречу приближающимся шагам.

Оба спецназовца действовали слаженно: один смело занес ногу через порог, другой ребром ладони наотмашь рубанул противника в переносицу и тут же провел сильнейший хук в запрокинувшийся подбородок.

После таких ударов рефери обычно открывают счет, не стал исключением и здоровяк Лозовский, давая Романову возможность немного покуражиться. Клим долго вставал, ища руками опору. В звенящей голове ни одной мысли, лишь инстинкт подтолкнул руку к ножнам и пихнул ее навстречу противнику. Костя, играя, давно встал в правостороннюю стойку и легко перехватил руку с ножом, поворачивая корпус в направлении броска противника и провожая того до самого упора, до косяка, о который с треском врезалась голова Лозовского. Он снова опустился на пол, теперь уже гарантированно мертвым.

Мимо Кости пронесся, словно тень, Селянин. Он намеревался прорваться через дверь, но зацепил плечом косяк. Его развернуло лицом к Румыну, но инерция все еще толкала его спиной вперед. Его лопатки коснулись стены, и мир для него перевернулся. Ему казалось, он лежит на полу, а сверху на него давит соперник. Костя выхватил пистолет и без раздумий выстрелил в Селянина. Шагнул в коридор и вторым выстрелом в голову добил начальника типографии.

3

Они шли морем, то и дело попадая в донные ямы и проваливаясь по шею. Оптимальное положение – по грудь в воде с поднятым над головой оружием. Берегом можно было добраться быстрее, но жалили, словно осы, комары. Невозможно было вытерпеть, не хлопая то и дело себя по телу.

В воде дело обстояло иначе, хотя и тут гнус одолевал; но можно было на время избавиться от него, погрузившись с головой в воду, поменять руку с оружием.

Подавал руку помощи шум прибоя, но могла помешать встававшая на северо-востоке луна. Пройдет два часа, прежде чем она поднимется над островом и бросит серебристый оклад на воду. Ее появление на небе можно было предугадать по осветившимся верхушкам деревьев, по темно-серому участку неба над островом.

С полчаса назад беглецы заметили слабый огонек над морем, но долго не могли понять природу его происхождения. И только сократив дистанцию до полутора сотни метров, различили светящийся клотик над ветровым стеклом катера.

Шум моря позволял разговаривать вполголоса, и Заботин первым высказал опасения.

– Как будто специально включили... Это ловушка.

– Не думаю, – ответила Ирина. – Мне кажется, они хотят отпугнуть нас от лодки.

– Или приманить к ней.

– Я не глухая. – Она остановилась, дрожа от холода, понимая, что в воде дольше оставаться нельзя, уже сейчас начали проявляться симптомы переохлаждения. Трофимов едва сдерживал кашель, Игорь буквально изошел соплями и постоянно шмыгал.

– Давай не будем лезть в пекло. Осталось выждать от силы восемь часов.

«Или восемьдесят. А может, восемь тысяч часов».

Девушка медлила с ответом. Она могла ответить сразу, если бы несколькими часами раньше на берегу не началась пальба, а после в наступившей тишине снова не узнала голос майора Страхова. Ирина рискнула приблизиться к каменному карнизу и посмотреть вниз. Первым желанием было еще раз испытать шкуру майора на прочность, на сей раз выстрелив ему в голову.

Каким образом майор смог вычислить местонахождение беглецов, осталось непонятным. Взяли Кисина и развязали ему язык? Это предположение запутывало еще больше – в то время вопрос о заповеднике Светлом не стоял. А ответ на этот вопрос был очень близко, в кармане Коли Трофимова, и назывался по-морскому лаконично: приемник-штурман. Он только недавно перестал передавать сигналы.

Ирина медлила с ответом. Сейчас сомнения не давали довести до конца принятое накануне решение. Теперь и ей немигающее око клотика казалось языком-приманкой в разверзнутой пасти глубоководного хищника. Однако возвращаться водой нельзя – мышцы ослабли, тело ныло от холода. Идти берегом – наделаешь шума, пробираясь через бурелом. И если предположение Игоря верно, охотники возьмут их, усталых, особо не напрягаясь. Так же как и при попытке завладеть лодкой.

Беглецы сами для себя расставили силки и ждали, когда сорвется сторожок.

– Вот что, парни, – стуча зубами от холода, ответила Ирина, – мы сделаем то, что сделаем, и будем надеяться, что не ошиблись. Это единственный метод, другого я не знаю.

– А если мы повернем назад? – не унимался Игорь.

– Значит, повернем. Час-другой в холодной воде для нас – ерунда.

4

Резиновая лодка с парой деревянных банок посередине и кормовой, также служащей транцем для подвесного мотора, была в рабочем состоянии. Подвесной мотор – не «Вихрь» или забытый «Ветерок», а знаменитая стосильная «Ямаха». Лодка находилась в продуваемом всеми ветрами, но с надежной крышей эллинге. Она стояла на наклонной площадке, так что спустить ее на воду по стапелю труда не составило. Костя лишь крепче закрепил мотор, чтобы тот не стучал рулем и винтом по доскам площадки.

Он попридержал лодку за носовой швартовый клюз, точно определяя направления ветра. Направление ветра могло измениться, но Костя заранее определил подветренную сторону, откуда он и подойдет к острову. Оптимальный вариант – чтобы ветер усилился, тогда на моторе можно подойти близко к берегу. А при слабом ветре придется подходить на веслах.

Не Балтика, где Романов провел два года – в учебном подразделении и отряде боевых пловцов, но тоже не сахар. Костя зябко повел плечами. Ночь. Холодный воздух и мокрая крошка бьют в лицо, поднимают на руках волосы. Нужно расслабиться. Сбросить с себя напряжение. Это оно забирается под одежду и плодит на коже мурашки, погоняет их. Зубы стучат оттого, что сомкнуты. Стоит разжать челюсти, оставляя между зубами узенькую щелочку, и холод уносится сквозь нее прочь.

Костя забыл про холод, едва ощутил знакомый, несравнимый ни с чем напор воздуха, частые брызги. Он слизывал с коротких усов капельки соленой воды и словно подпитывался от них.

Румпель до упора по часовой стрелке. Лодка рвется из-под тебя как мотоцикл. Закругленный нос задирается на очередной волне так высоко, что, кажется, лодка готова перевернуться. Ей не дает этого сделать опытный рулевой и взятый им курс. Ветер лишь подхватывает лодку, дует ей под днище под углом, образовывая под ним постоянную воздушную подушку. И лодка летит в этом воздушном пузыре.

Нет, ветер не изменил направление. Романов выключил мотор, когда в лунном свете увидел горб острова и определил до него расстояние в триста метров. Не мешкая, он поднял мотор и поставил его на защелку. Сел на среднюю банку и опустил весла в воду.

Костя с первых взмахов весел приноровился к темпу волн и порывам ветра. Не расходуя лишних сил, он на приличной скорости сокращал расстояние. За эти триста метров пути он оглянулся несколько раз, огибая пенящийся риф, густо усеянный разноцветными актиниями. Он не мог выбрать места причала заранее. Как не мог выбраться на скалистый берег, не бросив лодку. Подветренная часть острова не бесновалась барашками и крутыми волнами. Вдоль скал проходило довольно быстрое течение. А по сути своей это был громадный водоворот – от восточной до западной стороны этого клочка суши.